– И ее саму… тоже? – испуганно спросил Игорь Иванович.

– Опять ты за свое! – рявкнул генерал. – Я тебе не разрешал говорить! И по поводу Карасевой – я тебе приказал только из дела изъять все упоминания о ней! О самой Карасевой я тебе что-нибудь сказал?

– Никак нет!

– А раз не сказал – значит, никакой самодеятельности! Вообще забудь о ее существовании! Понял? Нет на твоем горизонте такой женщины и никогда не было!

– Так точно, товарищ генерал!

– А если понял – так иди и исполняй! И чтобы без лишних вопросов и без самодеятельности!

Игорь Иванович развернулся и покинул кабинет генерала, стараясь чеканить шаг и не слишком покачиваться.

Едва дверь за ним закрылась, генерал достал из кармана пиджака мобильный телефон и набрал номер.

В нескольких кварталах от него полноватый человек в позолоченных очках взглянул на дисплей и, прежде чем ответить на вызов, вытянулся, как бывалый солдат на плацу. Поднеся телефон к уху, он подобострастно проговорил:

– Да, Михаил Степанович… Так точно, Михаил Степанович… Слушаюсь, Михаил Степанович!

Маргарита забилась в угол тесной камеры, прижалась к холодной стене и заплакала.

До сегодняшнего дня ее жизнь была такой простой и понятной!

Сперва она была любимой дочерью своих родителей, маленькой Гретхен. Отец баловал ее, привозил с ярмарки красивые игрушки, вкусные лакомства, нарядные обновки, качал ее на колене. Матушка учила ее песенкам и молитвам, потом, когда она подросла, показывала, как готовить соленья, прясть шерсть и льняную кудель, вышивать крестом и гладью, печь праздничный штрудель, потому что каждая девочка рано или поздно станет женой и матерью…

Каждое воскресенье они ходили в церковь. Гретхен слушала пение псалмов, любовалась ликами святых и воображала себя в раю. Добрый священник отец Амвросий исповедовал ее, причащал, ласково гладил по золотым волосам.

Потом, она еще не успела осознать себя взрослой, к ней посватался господин Генрих – красивый, богатый, добрый. Она немножко поплакала – больше для порядка – и дала свое согласие, сперва испросив родительского благословения.

Из родительского дома она перебралась в дом мужа, где тоже была окружена любовью. Муж привозил ей гостинцы и лакомства, она вышивала ему рубашки и полотенца, пекла по праздникам штрудель по матушкиному рецепту и чувствовала себя почти счастливой.

Только две вещи немного огорчали ее – Господь не даровал ей детей, и муж часто оставлял ее, уезжая по торговым делам.

Она советовалась с отцом Амвросием, и он говорил, что неплохо бы ей совершить паломничество к Лурдской Богоматери, она непременно поможет ей обзавестись деточками, как помогала до этого тысячам бездетных женщин. А что касается мужниных отъездов – с этим ничего не поделаешь, это его работа, а ее долг – ждать его с любовью и преданностью. Муж оставляет ее ненадолго, Бог же не оставляет своих чад ни на минуту.

Послушавшись священника, Маргарита отправилась в Лурд. Святая Дева не обманула ее ожиданий, через год появилась маленькая Рената, и жизнь Маргариты наполнилась новым смыслом. Девочка была удивительно похожа на мать, те же глаза, как золотые звезды, те же волосы цвета майского меда. Маргарита учила ее молитвам и песенкам, как в свое время ее учила мать, и по вечерам расчесывала ей волосы.

Все шло своим чередом, и вдруг эта простая и счастливая жизнь кончилась.

Явился этот худой монах с жадными и злыми глазами и грозит ей страшными пытками, требует, чтобы она призналась в немыслимых грехах, призналась, что заключила договор… страшно сказать, с самим дьяволом!

Маргарита перекрестилась, огорчившись, что произнесла, пусть только в мыслях, имя нечистого.

Она догадывалась, что дело не обошлось без ее соседки, этой фрау Визель, вдовы лесоторговца.

Бесстыжая вдова откровенно поглядывала на Генриха, то и дело заговаривала с ним, зазывала к себе в дом, соблазняла его своими перезрелыми прелестями. Маргарита сердилась, а Генрих только посмеивался, сажал ее к себе на колени и успокаивал – мол, зря она ревнует, он не променяет свою прекрасную Гретхен ни на одну женщину в мире.

Генрих умел утешить ее, умел успокоить.

Но сейчас, когда он особенно нужен ей, его нет с ней рядом, он уехал по торговым делам в далекую Ломбардию и вернется не раньше Рождества…

Маргарита громко всхлипнула и затихла.

Отец Амвросий говорил правду: Бог не оставляет своих чад, он спасет ее от этого сурового монаха, а там, глядишь, наступит Рождество, вернется Генрих, и снова все будет хорошо…

В камере было очень холодно, стены буквально излучали холод, проникающий в каждую клеточку тела. Маргарита обхватила себя руками, чтобы хоть немного согреться.

Вдруг дверь ее камеры скрипнула и отворилась.

Маргарита привстала, вглядываясь в темноту, и разглядела на пороге сутулую фигуру инквизитора.

– Это вы, святой отец? – спросила она испуганно.

Не говоря ни слова, инквизитор вошел в камеру и плотно закрыл за собой дверь.

– Здесь так холодно… – пожаловалась Маргарита.

Брат Бернар подошел к ней вплотную, взял ее за руки.

Его руки были холодны как лед – холоднее даже каменных тюремных стен.

– Дочь моя… – голос инквизитора предательски задрожал. – Дочь моя… какие у тебя прекрасные волосы…

– Святой отец, что вы такое говорите! – Маргарита попыталась высвободиться из рук брата Бернара, но он сжимал ее запястья, словно клещами, словно ледяными клещами. – Святой отец, я ведь замужняя женщина… это грех, страшный грех…

– Кто тебе это сказал?

– Так мне говорил наш приходский священник отец Амвросий…

– Что знает этот отец Амвросий о грехе! – воскликнул инквизитор. – Что может знать о грехе приходский священник? Я видел в своей жизни столько греха, что иногда мне кажется, знаю о грехе больше самого дьявола!

– Святой отец, не называйте его по имени, не то накличете беду! – Маргарита попыталась перекреститься, но инквизитор не отпустил ее руки.

– Грешниками, которые прошли через мои руки, можно наполнить ад! – проговорил брат Бернар, не сводя с Маргариты пылающего, лихорадочного взора. – Так неужели я не заслужил отпущение одного-единственного греха? Дочь моя, дочь моя! – жарко шептал инквизитор, на коленях подползая к дрожащей от страха женщине, хватаясь за край ее одежды, как утопающий хватается за обломок корабля. – Дочь моя, Христос велел возлюбить ближнего, как самого себя! Возлюби же меня, и я сделаю так, что уже завтра ты вернешься к себе домой, очищенная от всяких обвинений!

– Это грех, святой отец! – лепетала Маргарита, вжимаясь в холодную стену. – Пощадите меня! Не требуйте от меня невозможного! Не губите мою бессмертную душу! Не вводите меня в грех!